Скотный двор под железной пятой: 10 знаменитых романов-антиутопий

«1984» (1948)

Джордж Оруэлл

Вероятно, самая известная антиутопия в литературе XX века, ставшая источником вдохновения не только для литературы, но также для кино и даже для музыки: именно Оруэллом вдохновлялись Терри Гиллиам в фильме «Бразилия» и Дэвид Боуи на пластинке 1973 года «Diamond Dogs». Именно с легкой руки Оруэлла в язык всего мира вошли такие понятия, как «министерство любви», «двоемыслие» и мрачно-зловещее «Большой Брат следит за тобой». Незадолго до смерти Оруэлл писал:

«Я убежден, что тоталитарная идея живет в сознании интеллектуалов везде, и я попытался проследить эту идею до логического конца. Действие книги я поместил в Англию, чтобы подчеркнуть, что англоязычные нации ничем не лучше других и что тоталитаризм, если с ним не бороться, может победить повсюду».

«Скотный двор» (1945)

Джордж Оруэлл

За несколько лет до «1984» на свет появилось еще одно гениально-антитоталитарное произведение Оруэлла – сказка о восстании животных, изгоняющих с фермы «Хозяина» и задумавших установить новый, более справедливый порядок. Говорят, что сам Оруэлл хотел сделать прозрачный текст, легко переводимый на другие языки, прежде всего на русский, но притча о том, как изначально благие идеи мало-помалу превращаются в свою противоположность, а новый класс, приходящий к власти после революции, начинает эксплуатировать подобных себе еще жестче, чем человек, была издана в стране победившей номенклатуры лишь в перестройку.

«О дивный новый мир» (1931)

Олдос Хаксли

Не много шансов попасть к доперестроечному советскому читателю имела и другая знаменитая антиутопия, в которой неравенство закладывается еще до рождения, необходимые убеждения привносятся методом гипнообучения, слова «мать» и «отец» становятся чем-то таким, о чем в обществе говорить не принято, а место Бога заняли Форд и его модель автомобиля «Т». Впрочем, советских цензоров должны были отпугнуть прежде всего имена героев: фигурирующая в романе девочка по имени Полли Троцкая и главная героиня, которую зовут Линайна (Lenina) Краун. К счастью, до инновационных методов рождения сейчас так же далеко, как и в 30-е годы, но многие полагают, что нынешнее общество, худо-бедно уклонившись от Оруэлла, двинулось в сторону Хаксли – довольным сытым людям попросту не нужны ни неудобные вопросы о жизни, ни люди или книги, которые пытаются ставить такие вопросы.

«Мы» (1920)

Евгений Замятин

Самая знаменитая из советских антиутопий была написана Евгением Замятиным еще до его эмиграции, однако полностью вышла на русском языке только в 1952 году в Нью-Йорке. Советские критики восприняли роман о мире, где человек лишен даже собственного имени, как злую карикатуру на социалистическое общество, а «Литературная газета» писала, что «страна строящегося социализма может обойтись без такого писателя». Неудивительно, что, не выдержав травли, Замятин вынужден был эмигрировать, хотя и сохранил советское гражданство, и именно за рубежом появился один из самых примечательных откликов на «Мы», принадлежавший все тому же Оруэллу. «Насколько я могу судить, это не первоклассная книга, но, конечно, весьма необычная, и удивительно, что ни один английский издатель не проявил достаточно предприимчивости, чтобы перепечатать ее», - писал будущий автор «1984», отмечая в том числе сходство обществ, изображенных Замятиным и Хаксли.

«451 градус по Фаренгейту» (1953)

Рэй Брэдбери

И еще одно общество, в котором книги оказались вне закона – или, вернее, уступили место телевизионным «родственникам», гонкам на автомобилях и прочим радостям потребительского общества. Вероятно, советским читателям знаменитой книги предлагалось прежде всего ужаснуться будущему, в котором пожарные сжигают Софокла, Мэтью Арнольда или Библию, но, как и во многих великих произведениях, проблема намного глубже. «Дело ведь не только в том, чтобы снова взять в руки книгу, которую ты отложил полвека назад. Люди сами перестали читать книги, по собственной воле», – говорит герой романа профессор Фабер. Можно сказать, что именно к этому сейчас все и идет: литература как властительница дум явно уступает кино и сериалам, однако все же продолжает жить – пусть не в виде привычных бумажных страниц, а на экранах планшетов и тому подобных гаджетов. А значит, можно надеяться, что до «живых книг», подобных тем, что встречает пожарный Монтэг в финале, дело все-таки не дойдет.

«День опричника» (2006)

Владимир Сорокин

...После «смуты» 90-х годов в России вновь восторжествовали идеи сильного государства: граница на Запад закрыта, президента окончательно сменил «государь», Россия повернулась на Восток и якобы дружит с Китаем, в то же время продолжая торговать природными богатствами, ничего не производя. Все это мы узнаем из описания одного дня служителя «опричнины» – эдакого модернизированного варианта военно-монашеского ордена, введенного Иваном Грозным.

«Я не против, что ее называли сатирической. Но одновременно это и антиутопия, конечно же, и она, собственно, для меня важна, потому что позволяет как бы получить площадку в обозримом будущем, чтобы взглянуть на современную Россию. А это очень удобно, потому что многое невозможно разглядеть», - говорит автор книги. И после очередного обострения отношений с Западом книга, написанная за 8 лет до того, оказалась неожиданно уместна и актуальна.

«Кысь» (2000)

Татьяна Толстая

«Мы давным-давно как-то с мужем – он тоже филолог, как и я, – сидели и играли в какую-то стихотворную чепуху. И среди прочего в одном стишке, который мой муж написал гекзаметром, проскочило слово "кысь". "Ворскнет морхлая кысь…", сейчас дальше не помню. Я это слово подобрала, повертела, смотрю – женский род, третье склонение, мне понравилось. Ну а потом, как говорится, слово за слово…Помимо слов, там было еще и настроение – ночь какая-то, лес, болото», – вспоминала в интервью журналу «Афиша» Татьяна Толстая, создавшая причудливый мир, отброшенный в развитии назад после ядерной катастрофы. Заправляет в нем некий Федор Кузьмич – владелец громадной библиотеки, время от времени якобы выпускающий книги.

«Федор Кузьмич, слава ему, трудится бесперебойно. То вот сказки, то стихи, то роман, то детектив, или рассказ, или новелла, или эссе какой, а о прошлом годе изволил Федор Кузьмич, слава ему, сочинить шопенгауэр, а это вроде рассказа, только ни хрена не разберешь. Длинное такое, бля, три месяца, почитай, вдесятером перебеливали, притомилися». Мир этот скорее смешон, чем страшен, да и интересен не только исследователям антиутопий, но и филологам: игра словами и своего рода признание в любви к ним – главное, чем интересен роман Толстой.

«Железная пята» (1908)

Джек Лондон

Самые известные книги Джека Лондона посвящены сильным, неглупым и целеустремленным людям – и, может быть, именно это привлекло к нему в том числе и советских издателей. Однако в тени таких книг, как «Белый клык», «Мартин Иден» и рассказов вроде «Любовь к жизни» скрывалось по-настоящему мрачное пророчество – антиутопический роман о США, в которых к власти пришли фашиствующие олигархи.

«"Железная пята" – неважная книга, и содержащиеся в ней мрачные пророчества в целом не сбылись. Однако в некоторых отношениях он был гораздо более прав, чем все другие прорицатели; прав в силу той самой черты своего характера, благодаря которой он был хорошим рассказчиком и недостаточно последовательным социалистом», - писал Джордж Оруэлл. И все же, как говорил, другой великий автор, «бывают странные сближения»: в романе, написанном в начале минувшего века, нынче находят удивительные совпадения с обстоятельствами нападения на Перл-Харбор в 1941-м и поджогом Рейхстага в 1933-м.

«1985» (1978)

Энтони Берджесс

Если вам показалось, что книга автора «Заводного апельсина» как-то связана с романом Оруэлла, то, как говорится, ваше предчувствие вас не обмануло. Книга Берджесса поделена на две части, первая из которых – подробный анализ романа Оруэлла и других примыкающих к нему романов-антиутопий, вторая же – его собственный, в чем-то полемизирующий с Оруэллом, но столь же безрадостный взгляд на мир, где правят бал исламизация и профсоюзы, влияние которых после Второй мировой стало практически безграничным и переросло во что-то не менее ужасное, чем Благодетель или Большой Брат.

«Путь внутрь преграждала банда агрессивных подростков. Этот бич улиц звался бандами куминов, выражение "куми на" означало на суахили "десять", а в более широком смысле всех, кому от десяти до двадцати. Обычно в этот час они терроризировали школьные столовые, но сейчас шла забастовка учителей». Пожарные ведут забастовки, пока город охвачен огнем, уличные банды цитируют латынь, грабя и насилуя, а правительство, кажется, даже не пытается справиться с хаосом. Мир, описанный Берджессом во второй части романа, удивительно напоминает тот же «Заводной апельсин», но более жесткий и без намека на хэппи-энд.

«Москва 2042» (1986)

Владимир Войнович

Писатель-диссидент из СССР узнает о мюнхенском турагентстве, которое предоставляет возможность отправиться в путешествие в будущее на сверхсветовом космоплане – машине времени. Решив отправиться в Москву будущего, писатель попадает в первую в мире Московскую Коммунистическую Республику, где коммунизм построен в одном отдельно взятом городе, отделенном от остальной страны шестиметровой оградой с колючей проволокой. При этом все «прелести» советского строя в Москорепе никуда не делись: так, современные Войновичу и его герою КГБ и партия окончательно срослись, образовав КПГБ. С другой стороны, многие жители Москорепа являются почитателями Сима Симыча Карнавалова – писателя-диссидента, который в конце романа становится царем Серафимом I, и служившие коммунизму с необыкновенной легкостью перекрещиваются в ревнителей монархии.

«Я описывал то будущее, которое – я надеялся – никогда не наступит. А теперь действительность, кажется, уже превосходит то, что я там написал. Издаются какие-то дурацкие законы, идут какие-то чудовищные суды, вот этот пресловутый суд над Pussy Riot… Это все превосходит любую, даже ненаписанную, сатиру», -говорил впоследствии писатель.