«Нуреев. Белый ворон» – биографическая драма, вдохновленная книгой «Rudolf Nureyev: The Life» Джулии Кавана, адаптацией которой занимался известный британский драматург Джеймс Хэа («Часы», «Чтец»). Фильм, получившийся в итоге, является вольной интерпретацией жизни Рудольфа Нуреева, одной из главных фигур мирового балета. Это больше диалог о роли творчества в судьбе художника, находящегося под гнетом ограничений и несвободы, нежели биография.
В центре сюжета картины – гастроли труппы Ленинградского театра оперы и балета им. Кирова в Париже, по завершении которых Рудольф Нуреев отказывается возвращаться в СССР. На экране разворачивается творческий путь танцора, начиная с рождения в поезде и заканчивая последними минутами, проведенными гражданином Советского Союза в аэропорту «Париж-Ле-Бурже».
Важно сказать, что этот условный «байопик» не является клишированной драмой, в которой зарубежные артисты пытаются «играть» в российскую действительность. Рэйф Файнс сам борется с «трудностями перевода», играя Александра Ивановича Пушкина – важного педагога в жизни Нуреева. Его персонаж мягкотелый, немного картонный и с четко выраженным иностранным акцентом. Но язык, как и танец, здесь очень важен, поэтому в начале картины своеобразным эпиграфом появляется определение фразеологизма «белая ворона», который еще будет упоминаться в течение фильма.
Однако Пушкин – не единственный персонаж, который произносит свои диалоги без эмоций. Персонаж Рэйфа Файнса совершенно не гибкий, он «носит» одно и то же выражение лица, только иногда морща лоб и поджимая губы. В то же время Рудольф Нуреев в исполнении Олега Ивенко воспроизводит заученные неряшливо адаптированные диалоги на русский язык. Конечно, все эти очевидные минусы, которые незаметны для зарубежной аудитории, стираются благодаря общей стилистике фильма. Нуреев с первых сцен является аутсайдером, рожденным в поезде где-то в Иркутской области. Он не может принадлежать какому-то одному месту, вся его жизнь означает движение. В таком случае даже «нечистота» русского языка здесь тоже является элементом непохожести, закрепляя статус «белой вороны» за главным героем. Однако разговоры все равно уходят на второй план, позволяя выйти вперед танцам, пластике, грации и творчеству.
«Мы слишком много времени уделяем правильным движениям, а нужно задумываться о содержании», – говорит Пушкин молодому Нурееву. Так Файнс призывает собственного зрителя посмотреть на саму суть, скрываемую за всеми ограничениями, правилами и трендами в мировом кинематографе и в самом обществе. Для него Рудольф Нуреев – художник, чья артистичность не знала границ, и поэтому он не мог ужиться на одном месте и стремился к свободе. Ту самую «безграничность» режиссер и показывает через «танцы» Нуреева и городов (Ленинград и Париж). Рудольф Нуреев черпает вдохновение от посещения Эрмитажа во время учебы в Северной столице, во время гастролей во Франции он каждый день ходит в Лувр, а потом рассказывает своим новым иностранным друзьям, как картина Теодора Жерико «Плот "Медузы"» важна для его творчества.
Само мастерство танца Рэйф Файнс не опошляет – вместо общих планов и стандартного наблюдения за движениями оператор картины Майк Или сначала пытается запечатлеть гибкость мышц, а потом уже плавно переходит к съемке целой картины балетной техники. Внимания таким сценам уделено с избытком, в отличие от дискуссии молодых артистов о роли искусства, свободе и значении балета в современном мире. И все же «послевкусие» от такой прямолинейной интимности танца остается надолго.
Рэйф Файнс снял не типичную драму о танцоре балета, в которой есть место сплетням, трагедиям и разбитым коленям (травмы в «Белом вороне» есть, но они не так важны). Танцевальное искусство здесь обсуждается с некоторой академической ноткой, хотя изначальная задумка была исключительно мейнстримная. Размышляя о новой картине британского режиссера, на ум приходит высказывание французского кинематографиста Робера Брессона, что фильм сначала нужно прочувствовать, а потом уже его понять. Рэйф Файнс доказывает то же самое.