В постсоветском кинематографе есть два главных режиссера: Алексей Балабанов и Никита Михалков. И если одного называют культовым и народным, то другой многих бесит, особенно интеллигенцию и коллег по цеху – потому что он повсеместен и окружен золотом, иконами и царями. Как говорят, был бы Михалков, а повод найдется. Некогда тонкий художник, мастер пера и экрана, который тяготеет к проповедничеству в искусстве, превратился в политика-охранителя, растеряв талант и став подхалимом власти.
На закате прошлого столетия главный бесогон путинской России стал триумфатором сначала в Европе, где получил приз жюри Каннского фестиваля, а после в Америке, где был награжден «Оскаром», и оба трофея взял за «Утомленных солнцем». Трагедия о любви, ревности, обиде и мести уступила «Золотую пальмовую ветвь» Квентину Тарантино, дескать, американец – левый, а русский – правый, что, кстати говоря, проявилось в «Сибирском цирюльнике», первой грандиозной картине Никиты Сергеевича, который предстал в образе царя Александра III, отца всея Руси.
Михалков видит будущее России в прошлом, монархическом, имперском, идеализируя и прославляя его под звон колоколов. Недаром премьера нарядного фильма о страстной любви к заокеанской гостье состоялась в Кремле в переломное для страны время. Правильно сказал один критик: «А у нас Россия. Мы говорим "кино", а подразумеваем что-то другое, "главное"».
Размах михалковского полотна небывалый. Главный мифотворец русского кино поставил эпичную костюмную мелодраму о безумном юнкере по фамилии Толстой, который влюбляется в хитрую американку, прибывшую выбить деньги из незнакомой ей страны, где водка, медведи, блины, икра, сушки да бублики, пьяные закусывают граненым стаканом, а трезвые лупят друг друга, но после крестятся и купаются в проруби. Таковы народные забавы, которые заканчиваются глухой тайгой. Русский мальчишка одержим роковой иностранкой настолько, что обрекает себя на вечные муки. Американка же верит не в чувства, а в бизнес. Элегантная обольстительница отправляется в Москву под видом дочери ученого, строящего паровой лесоруб, который ласково называет «Сибирским цирюльником».
Защитники Отечества ведут себя, как дети. Одни дерутся, другие пьянствуют, пока на улицах стреляют и взрывают анархисты. Молодые офицеры с дикими взглядами влюбляются в заграничную красавицу, которая не на шутку увлекает русского генерала, похожего скорее на купца. И тут понеслось: скандалы, интриги, истерика, царские кандалы и мучительная ссылка. Мужики ревнуют, рыдают, страдают и проливают кровь. Кто шпагой, а кто смычком. Такие не стыдятся чувств. Кадеты неуправляемы, потому что верят в необузданный порыв, уничтожая себя и отправляя прочь, как революционера, смутьяна, разрушителя имперских устоев.
Но появляется бородатый Михалков на белом коне в образе православного самодержца и произносит важнейшую мысль картины, которая не о том, как было, а о том, как должно быть: «Храбрость – это терпение. Терпение в опасности – это победа. Русский солдат храбр, стоек и терпелив, потому непобедим. Любите русского солдата». Такова сущность русского мужика, которому посвящена михалковская махина, похожая, как пишут критики, на «бутафорский мир идиллии "моцартовского водевиля"», который грешит национальной «клюквой».
«Сибирский цирюльник» – это желание связать авторское кино с американским размахом в стране, совершающей поворот к мудрым монархам. Следуя голливудскому рецепту, режиссер играет для нас гимн самодержавию. И ни одного злодея. Михалков призывает к единству, обращаясь ко всем, будь то царская знать, влюбленная служанка, цирковой карлик, благородные барышни или бегущие каторжники, образующие фундамент православного храма. Несмотря на обвинения в нелепом сюжете, чугунно-державной риторике, пафосе, клоунаде и трагизме, Михалков с ностальгией смотрит на консервативные ценности дореволюционной России. Правда, подход у мэтра-государственника странный: офицеры дурачатся и хулиганят, то аистом стоят, то раком ползают, натирают полы для танцев и репетируют оперу «Свадьба Фигаро», где Толстой исполняет роль севильского цирюльника.
Моцарт вплетен в любовный сюжет не просто так. Пылкого русского отправляют в сибирские пустоши на каторгу, а циничная американка втайне воспитывает его сына, который служит в американской армии, где он отказывается «срать на Моцарта», потому что «Моцарт – великий композитор». Мальчишка обречен носить противогаз, пока не пошлет композитора к черту. Так Михалков объединяет прошлое и настоящее, судьбы разных поколений. И если Толстой-старший губит себя, поддаваясь страстям, то Толстой-младший одерживает победу, не превращаясь, как отец, в гордого самодура, дающего волю чувствам и теряющего себя и страну, по которой так тоскует режиссер.
Михалковская картина – не просто союз дамского романа и героического эпоса, где братство и борьба, любовь и ненависть. «Сибирский цирюльник» – идеологический манифест новой России. Икорно-водочная история о несбывшихся надеждах и трагических ошибках русского барина основана на конфликте «мы» и «они». Только не православие, самодержавие и народность, а честь, мужество и терпение. Так читается мораль романтической картины с двойным финалом: счастливым (для них) и трагическим (для нас). Михалков дает наставление стране рабов и господ, у которой, как всегда, особый путь, часто обсуждаемый на стыке веков. Безрассудная любовь унижает, оскорбляет и убивает слепых и наивных. У них там голое притворство, у нас здесь все всерьез.
Судьба человека у Михалкова – это судьба державы. Внешнее выражено через внутреннее, общее через личное. Блокбастер о любви, похожей на генеральский запой, становится у режиссера историческим высказыванием о потерянной Империи, готовой на безумство без всякого страха. И воплощает Россию именно удалой юнкер в исполнении Олега Меньшикова, который почти в 40 лет играет 20-летнего юношу. Герой мечтает очаровать чуждую Америку и становится жертвой мстительности и несправедливости.
Не случайно за кадром звучит голос самого Михалкова, озвучивающего иностранцев. Монументальная картина о национальном самолюбии явно готовилась на экспорт, иначе непонятно, почему на английском языке изъясняются не только царь и царица, но даже охранник тюрьмы. Хотя, казалось бы, слоган великого и могучего: «Он русский. Это многое объясняет». Русские пытаются доказать свою самобытность, но с оглядкой на заграницу, поэтому получается у Михалкова сразу и нашим и вашим. Одни эту мелодраму воспринимают как крах русской мечты, а другие – как благородный подвиг или утопию о лучшей России.
«Если бы в фильме таилось хоть какое-то послание, пусть примитивное, пусть провокативное, пусть отвратительное. Был бы и предмет для разговора, для спора, для ссоры, наконец. А так – ничего: пустота, одинокий бублик», – писал критик Михаил Трофименков, убежденный, что и кино, и режиссер похожи на бублик, который, когда съешь, остается лишь дырка. Нежное и вкусное тесто, но пустое наполнение. Однако значение трагедии под «Боже, царя храни!» не столько в эстетике, а в том, что умом фильм, как святую и каторжную Русь, не понять. В бесконечно загадочной стране-матери и стране-вдове у Михалкова жизнь ничего не значит, честь выше писанных законов, а неосторожно сказанное слово ведет к крови.
И вот оказывается, что у зараженной западничеством России в самом деле есть лишь два союзника: не армия и флот, как завещал добрый государь, а Михалков и Моцарт, как говорит и показывает торжественный «Сибирский цирюльник». Игривая и весьма ироничная драма без ура-патриотизма, зато с богатыми декорациями и костюмами выворачивает наизнанку русское мировоззрение и характер, пытаясь вызвать гордость и боль. Своим полотном исторический живописец Михалков убеждает, что Россия – великая тайна, а путь русского солдата к величию лежит через трагедию. Путь долгий, горький, мучительный. Закурите папироску под рюмку ледяной водки, чтобы понять: там русский дух, там Русью пахнет.