РАДИО КНИГА ВСЛУХ 
Современный российский кинематограф постоянно обращается к минувшей эпохе. Неужели советская история, полная подвигов и трагедий, сегодня кого-то впечатляет? Почему режиссеров волнует ушедший, а многим даже незнакомый период? Ответ на этот вопрос кажется очевидным – желание разобраться и переосмыслить историю, изображая альтернативный взгляд на Советский Союз. А может, так кинематографисты нового века играют на ностальгии по недавнему прошлому? Как бы то ни было, былая эпоха волнует не только российских творцов, которые, как метко замечают зрители, снимают фильмы о советском прошлом, словно американцы – такие же иностранцы, чужие и далекие.
Через кино разговаривают с прошлым, познавая людей другого времени, культуры и мировоззрения. Наиболее подлинно советскую историю отражает советский кинематограф. Важнейшее из искусств определяет массовое сознание, и именно через кино изучают русскую действительность. И тут есть повод вспомнить мысль одного популярного критика, чья фамилия слишком известна, чтобы я ее называл: «Любой талантливый человек, который в СССР что-то делал, был антисоветским, хотел он этого или нет». По-моему, глупость невероятная. Советское кино всегда изображало и исследовало советского человека. А кто точнее, достовернее и убедительнее покажет этого человека, если не советский кинематограф?
Сегодня сталинское, хрущевское и брежневское кино с его романтизмом, строгостью, пафосом и цензурой, с историями про самопожертвование и преодоление непреодолимого, которое нам парадоксальным образом ближе нового российского, смотрят, отдавая дань времени, любуясь старомодностью, честностью, световыми переходами, композиционными приемами и поэтической образностью, абстрактностью и символизмом. А новому решительно не доверяют.
«Александр Невский» (1938)
Эпос про битву народа-богатыря с немецкими захватчиками стал не только первым звуковым фильмом Сергея Эйзенштейна, но и его политической победой: пролетариат освобождает Русь от беспощадных европейцев. Современному зрителю уже трудно понять, но для публики 30-х батальные сцены выглядели впечатляюще. Авангардом во главе с величественным князем, собирателем земель русских (как бы Сталин), становятся крестьяне и рабочие. Купцы не хотят войны, надеясь откупиться от врага, но народ не продается, стоит твердо. Похожее на миф полотно Эйзенштейна хоть и не про пролетарскую революцию, но понятно, какой класс правит широкой и могучей Русью. Рыцари-оккупанты – нацисты, кресты – свастика, а «Александр Невский», который хвалили за костюмы, дух и стиль эпохи, – славная сталинская пропаганда. Язык кино устарел, но смыслы – «Кто к нам с мечом придет – от меча и погибнет» – до сих пор живы.
«Летят журавли» (1957)
После смерти вождя авторы почувствовали смелость отвергнуть оптимизм кровавой эпохи, чтобы показать эмоциональные и идеологические конфликты. Михаил Калатозов поставил трагическую мелодраму про фабричного рабочего, который уходит на фронт добровольцем, но боится сообщить эту новость своей девушке и семье. Война разделяет, героиня, которую вчера терзали надежды, сегодня уходит к другому, а зритель встает перед выбором: изменницу принять или послать к черту. «Летят журавли» – бесспорный шедевр «оттепельной» поры, где новаторские движения камеры, света и монтажа выражают душу страдающих в разлуке. Пронзительное кино про веру, смерть и потерю смысла жизни, которое называют первым по-настоящему классовым, получило «Золотую пальмовую ветвь», став единственным русским триумфатором в истории Каннского фестиваля. Калатозов, в отличие от Эйзенштейна, воспитывает страх перед войной. Враг – сама война.
«Неотправленное письмо» (1959)
Михаил Калатозов вновь берет на главную роль Татьяну Самойлову, которая превратилась после «Летят журавли» в кинозвезду, и окружает ее мужчинами, отправляя в глухую сибирскую тайгу, где герои ведут смертельную схватку с дикой природой: пожарами, снегом, ливнем и ветрами. «Неотправленное письмо» – экзистенциальная драма про отважную борьбу за выживание и беспредельную веру. Связь с базой потеряна, и надежда покидает героев, один из которых – начальник экспедиции – сочиняет своей жене письмо-дневник, выражающее главную тему снятой мечущейся камерой картины – это гимн силе героизма. Нет здесь поэтизации предательства, как в прошлой драме Калатозова, хотя и это произведение про расставание и возвращение, про уйти и погибнуть. Познание тайны земель русских становится жутким испытанием, похожим на войну с вечностью и самой судьбой, которая оставляет человека измученным и одиноким.
«Иваново детство» (1962)
Для иностранца советское кино – это Сергей Эйзенштейн с его «Броненосцем "Потемкиным"» и Андрей Тарковский с его «Сталкером». Сравнивая «Иваново детство» Тарковского с «400 ударами», дебютом Франсуа Трюффо, Сартр писал: «Ребенок отправлен в исправительную колонию собственными родителями – вот буржуазная трагикомедия. Тысячи детей, обездоленных войной, – вот одна из советских трагедий. И именно в этом смысле фильм представляется нам специфически русским». В своем дебюте Тарковский, запечатлевший время, изображает кошмар упрямого пионера, потерявшего в годы войны семью. В драме про богооставленность и безнадежность переплетаются экспрессионистское и сюрреалистическое, реальность и сновидение, но когда герой просыпается, он – не наивная жертва войны, а движимый местью разведчик, ползающий по усеянным колючей проволокой болотам. Главный приз Венецианского кинофестиваля.
«Восхождение» (1976)
Война определила народ и первое пролетарское государство, а «Восхождение» стало последней картиной Ларисы Шепитько и первым советским фильмом, забравшим берлинского «Золотого медведя». Мрачная история чудом спасшихся в лесу советских партизан, которые в лютую зиму отчаянно ищут кров в оккупированном нацистами хуторе. «Восхождение» – мощнейшая картина про совесть, волю и мужество, силу и слабость тела и духа. Пронизанную болью и страхом трагедию не просто смотришь – ее переживаешь. Персонажам предстоит судьбоносное решение: сопротивление или подчинение, мученичество или предательство, героизм или трусость. Шепитько изображает человеческую натуру, где есть место стойкости перед лицом чудовищного зла. Идеальная по форме и ритму партизанская повесть, возведенная в библейскую притчу про смирение и преодоление.
